Сегодня, оглядываясь назад, можно усмотреть в едином теле русской культуры множество разделительных линий и границ. На нашу культурную историю, конечно же, влияли политические, идеологические, эстетические пристрастия эпох. Но среди самодовольства пристрастий всегда оставался срединный путь - мощное течение традиции, определявшей существование целого. Частные, приватные пути не всегда совпадали с общим течением, уводя многих в "культурные тупики", которые, как оказалось, более всего и впечатляют наших современников.
Культуротворчество сменилось интерпретаторством и культуропользованием. А золотой век отечественной культуры, последовавший за кратким (и по историческим, и по человеческим меркам) проблеском пушкинского гения, уже далеко за горизонтом. Тоска по мировой культуре, если она ещe и осталась, - это ныне тоска по пушкинской эпохе.
Высоты русской культуры - это не столько эстетическое совершенство, сколько служение совести. Нравственное измерение общественных деяний - несомненная заслуга русской культуры. Еe фундаментом в России стала литература, словесность, в чeм, конечно, не только заслуга наших писателей, поскольку главная особенность отечественной культуры в том, что эта культура, прежде всего словесная.
Литератор - первое свободное сословие в России - очень часто оказывался носителем и выразителем народной Правды. Поэтому драматические отношения, принятые по-школьному выводить, как тему "поэт и царь" или "художник и государство", воспринимались чаще всего как противостояние между совестью и властью. Этот культурный феномен составлял существенную часть истории России, истории еe культуры и общественной мысли. Жизнеописания русских литераторов, публицистов и мыслителей нередко становились для новых поколений почти житийной литературой.
Эпоха культурного единства к концу прошлого века превратилась в идеологическую раздробленность. Замечательное, по своей сути, стремление русского культурного сословия к общественному служению привело к подмене идеальных критериев оценками утилитарной полезности. К сожалению, социальное все больше начало доминировать над личной жизнью, над культурным творчеством, а общественно значимое вытесняло нравственную и мировоззренческую значимость. Об этом взволновано писали в начале XX "веховцы". Но "серебряный век" так и не смог достойно продолжить традицию, решить задачу единения. Культура, и, прежде всего словесность, в поисках духовного воспарила над жизнью...
Так неожиданно обнаружилось слабость русской культуры в смысле утверждения высоких общественных идеалов в реальной жизни. Многообещающее культурное изобилие начала XX века, обернулось тупиками и пустоцветами - русское общество не сумело найти ни культурного, ни нравственного иммунитета против марксистского социального вируса. Русская культура разбрелась по миру - и это был первый опыт ее всемирного существования. Сказалась-таки пушкинская "всемирная отзывчивость".
Сегодня русская культура второй раз за столетие оказалась разделeнной. И вновь насильственно. Но если в начале века лучшие представители культуры были вытеснены из языкового и национального ареала существования, то в наши дни само русское геокультурное пространство расползлось по политическим швам. И дело не только в распаде российского имперского пространства, в столицах которого преимущественно и творилась культура. Отныне русские культурные центры стали частью планетарного парка культуры, где вынуждены существовать в основном в качестве музейно-туристической индустрии. Провинция же так и осталась провинцией, ей силой исторических обстоятельств отказано в возможности творчества. Поэтому теперь дело за русскими людьми, живущими на своей земле, под защитой своей традиции, но лишившимися общих национальных ориентиров. Ареалы русской культуры обречены либо на самостоятельную жизнь, либо на дальнейшую провинциализацию, правда, уже в мировом масштабе. Сомнительно, что после большевистского эксперимента и либерального шока у "русскоязычных" хватит творческих сил для продолжения культуротворческой работы.
Пока ещe русская культура ощущает свое единство и в географическом плане, и в историческом измерении, то есть помнит свои истоки и традиции. Но надо признать, что русская медлительность и грандиозность предназначения не позволила завершить нам процесс культурного самоосознания, в полной мере прикоснуться к истокам, проникнуться чувством собственного достоинства. Это незавершенность может стать как концом русской истории культуры, так и новой точкой отсчeта.
Сможет ли продолжаться культурное творчество без империи, в безрелигиозном и инорелигиозном окружении? Пока неясно.
Что мы оставим после себя?
Вопрос не гордости, но жизни. Ведь "мы" ещe Мы - доколе помним. Если отбить у народа память, он перестаeт быть народом, обществом, теряет цели и перспективы исторического движения. Чтобы двигаться дальше, надо вернуться к истокам, а значит к единству. К тому единству, где нет разделений на патриотов и западников, на либералов и коммунистов, а есть только люди чести и бесчестные подлецы. И пусть всегда гибли "невольники чести" - так устроен наш русский мир, зато мы могли опознать и собственных негодяев. Этой нравственной разборчивости можно научиться, освоив, доставшееся нашему поколению культурное наследство. Это труднейшая работа, требующая высочайшего напряжения духовных сил, интеллектуальной самомобилизации.
Сегодня нам ещe доступны и понятны пушкинские строки, ещe не забыт язык русской классической литературы, не так давно стали доступны труды русских мыслителей и религиозных деятелей. Мы ещe чувствуем прикосновение "света невечернего", ещe вздрагиваем, услышав первые такты концерта Рахманинова - ещe: Все это теперь требуется до-осознать, заново осмыслить после очередного исторического "перерыва".
Культурное возрождение - это всe-таки большая утопия. А вот задача восстановления традиции, лежащей в основе культуры и определяющей еe содержание, - это важный и благодарный труд. И только через него - путь в будущее.