ЭТОГО ЗАБЫТЬ НЕЛЬЗЯ! Солмаз Рустамова-Тогиди, доктор исторических наук
Мартовские события 1918 года в Баку, когда от рук большевистско-дашнакских частей погибло более 10 тысяч ни в чем не повинных людей, в подавляющем своем большинстве азербайджанцев, являются одной из самых страшных и трагических страниц новейшей истории Aзербайджана. Резня и грабежи тюрко-мусульманского населения города продолжались три дня, в течение которых в городе и его окрестностях творились невиданные жестокости. Ужасающие размеры зверств в отношении азербайджанцев не оставили безучастными ни одну из политических сил, действующих в то время в городе, не говоря о гражданском населении и представителях других наций.
Даже сам С.Г. Шаумян, главное ответственное лицо за эти кровавые события, вынужден был признать, что "в результате гражданской войны пострадала масса бедных и бездомных мусульман, т.к. нам пришлось прибегнуть к помощи армянского полка и мы не могли допустить себе роскошь отказаться от их услуг", что не помешало ему тут же подчеркнуть, что "...победа настолько велика, что это мало омрачает действительность". Однако действительность была настолько кровавой и трагической, что не могла не омрачать существование не только всех оставшихся в живых жителей города и национальных сил азербайджанского народа, но даже идейных союзников большевиков, возглавлявших Бакинский Совет. Все азербайджанцы - члены различных политических партий левого толка - понимали и признавали, что под предлогом борьбы с мусаватистами дашнакско-большевистские отряды фактически вели целенаправленное уничтожение мирного азербайджанского населения. Даже меньшевики, не питающие никаких симпатий к азербайджанцам и "Мусават", квалифицировали мартовские события именно как национальную резню, а не как "гражданскую войну", как пытался представить их глава Бакинского Совета С.Г.Шаумян.
Весьма примечательно, что первая попытка дать политическую оценку, как мартовским событиям, так и политике геноцида против азербайджанцев, была предпринята вскоре в середине июля 1918 г. Азербайджанской Демократической Республикой, провозглашенной всего полтора месяца до того. Еще находясь в Гяндже, Совет министров счел необходимым выразить свое отношение к происходящим событиям, выслушав доклад Министра иностранных дел М.Гаджинского:"Вот уже четыре месяца, как разные части территории Азербайджана раздираются бандами, которые под именем большевиков, безответственных армянских частей и прочее творят неслыханные зверства над жизнью и имуществом мирного мусульманского населения. В то же время общественное мнение Европы настраивает(ся) совершенно противоположно благодаря неправильной информации посылаемой организаторами этих банд" - говорилось в докладе и подчеркивалось что, как в общегосударственных интересах, так и в интересах потерпевших групп населения необходимо создать организацию, которая занялась бы "точной регистрацией всех случаев насилия, обстоятельств, при которых совершались эти насилия; установление виновников и размеров причиненных ими убытков". Организацию предполагалось создать в виде Чрезвычайной следственной комиссии, результаты ее работы опубликовать на разных европейских и турецком языках и широко распространить. В докладе особо подчеркивалось, что к организации этой комиссии надо приступить немедленно, "ибо многое, что легко можно установить теперь по горячим следам в смысле опроса лиц, фотографирования и удержаний других вещественных доказательств, позднее сделается затруднительным, а может быть совершенно невозможным".
Надо отдать должное первому правительству молодой Азербайджанской Республики, в сложнейших и тяжелейших условиях своего существования и деятельности так оперативно и дальновидно отреагировавшей на эти события и предпринявшей конкретные действия! На том же заседании - от 15 июля 1918 г. - Совет Министров принял постановление о создании Чрезвычайной следственной комиссии (ЧСК) "для расследования насилий, произведенных над мусульманами и их имуществом в пределах всего Закавказья со времени начала Европейской войны".
ЧСК, возглавляемая присяжным поверенным Алекпер бек Хасмамедовым, состояла из представителей разных национальностей, в основном юристов. Определившись в начале в составе из 7 человек, в дальнейшем к ее работе привлекались другие представители следственно-прокурорских и судебных органов гг. Баку и Гянджа. Примечательно, что наиболее активное участие в работе комиссии принимали Исмаил бек Шахмалиев, А.В. Новатски, Н.М.Михайлов, Н. Сефикюрдский, А.Е.Клуге, М.Текинский, В.В.Губвилло и др. профессиональные юристы и общественно-политические деятели. Комиссия исследовала мартовскую трагедию, изучив в первую очередь зверства армян в Шемахе, тяжкие преступления, совершенные в Иреванской губернии. С октября 1918 г., уже после переезда правительства в Баку, была начата работа по расследованию мартовских событий в г.Баку и его окрестностях. Была также создана особая структура при Министерстве иностранных дел с целью информирования мировой общественности о подлинном течении этих событий. Проводя колоссальную работу по розыску и допрашиванию свидетелей и подготовке соответствующих документов, к концу мая 1919 г. комиссия почти завершала следственную часть своей работы. Собранные ЧСК материалы к августу 1919 г. составляли 36 томов и 3500 страниц. 6 томов, 740 страниц из них отражали насильственные акты, произведенные над мусульманским населением Баку и его окрестностей. Другие тома следственного материала свидетельствовали о жестоких преступлениях, совершенных армянами в Шемахинском, Губинском уездах, в Гяндже, Нухе, Карабахе, Зангезуре и других районах Азербайджана.
По результатам своей работы ЧСК подготовила 128 докладов и проектов решения о возбуждении уголовных дел против 194 лиц, обвиняемых в различных преступлениях. По мере завершения отдельных следственных дел обвиняемые в преступлениях против мирных жителей привлекались к ответственности. Так, к середине августа 1919 г. в Баку были арестованы 24 (среди них отличающийся особой жестокостью С.Лалаев-Лалаян, скончавшийся в тюрьме в 1919 г.), а в Шемахе около 100 человек, в основном армянской национальности, обвиняемые в расправе над азербайджанцами.
Как и следовало ожидать, аресты среди армян, в том числе обвинение и привлечение к уголовной ответственности некоторых представителей армянской интеллигенции, вызвали бурю негодования со стороны армянской общественности и прессы. В августе 1919 г. Парламентская фракция "Дашнакцутюн" выступила с осуждением деятельности Чрезвычайной Следственной Комиссии, обвиняя ее и Министерство юстиции в незаконных действиях. Пытаясь так же оценить работу этой комиссии якобы с моральной точки зрения, она с присущей им циничностью заявляла: "Должен ли быть положен когда-либо конец всему тому, что имело место в прошлом и дало кровавый обмен массовыми жертвами в марте и сентябре? Нежелание кончить с прошлым и предать забвению его кровавые страницы является показателем того, что правительственные круги и представляемые ими общественные течения не хотят идти по пути установления действительного правопорядка и нормальной жизни, вызывая с каждым днем все новые и новые призраки прошлого, возбуждая с обеих сторон чувства мести и вражды". Армянам вторили и некоторые представители местных организаций российских политических партий. Так, газета Бакинского Комитета партии эсеров "Знамя труда" (27.08.1919), также вопрошая "Кому в конце концов нужно бередить сейчас еще не изжитые раны?", пыталась осудить деятельность комиссии уже под другим предлогом:"С юридической стороны рассматривая вопрос о расследовании событий, можно указать, что лишь та государственная власть может производить расследования о событиях, на территории которой эти события произошли. В данном случае за период событий на территории Шемахинского и Геокчайского уездов не Азербайджанская Республика являлась государственной властью, а российская власть была тогда, следовательно, ей и принадлежит право производства расследования событий".
К чести "правительственных кругов и представляемых ими общественных течений", шумиха, поднятая вокруг деятельности Чрезвычайной Следственной Комиссии, нисколько не повлияла на ее работу. Напротив, в Министерство юстиции и председателю ЧСК поступали от членов комиссии отчеты и рапорты, обобщающие расследованные ими факты и свидетельства. А факты и свидетельства эти кричали и протестовали циничным и наглым вызовам "кончить с прошлым и предать забвению его кровавые страницы".
"Наступающими армянскими солдатами руководили главным образом представители армянской интеллигенции. Один из таких отрядов забрался в дом на Николаевской улице и расстрелял восемь женщин и детей. Другой отряд, забравшись в дом Бала Ахмеда Мухтарова по Персидской улице, вывел на улицу девять видных представителей мусульманской интеллигенции и на Соборной площади растрелял их. Когда в этом доме доктор Тагиев вынул документ и предъявил армянским солдатам в подтверждение того, что он, Тагиев, признает власть большевиков, солдаты его все же расстреляли со словами, что они дашнакцаканы и никаких большевиков не признают. В числе других лиц, задержанных в доме Бала Ахмеда Мухтарова и затем расстрелянных, был сам хозяин дома, полковник Табасаранский, ротмистр Султан бек Амирджанов, доктор Керим бек Султанов, Джавад бек Ашурбеков и др.; трупы Султанова и Ашурбекова были брошены в горевшее здание гостиницы "Дагестан".
Эти строки - лишь один эпизод из очередного доклада члена Чрезвычайной Следственной Комиссии А.Е.Клуге. Десятки тысяч погубленных и израненных судеб, миллионные убытки, сотни тысяч разграбленных и разрушенных домов, сожженных деревень, уничтоженных памятников культуры, национальных архитектурных сокровищ, школ, больниц, мечетей и т.д. Многотысячные документы и свидетельства, собранные всего несколькими добросовестно выполнявшими свою работу людьми - членами Чрезвычайной Следственной Комиссии имели огромную ценность не только с юридическо-правовой точки зрения, но и представляли неоценимое историко-политическое и дипломатическое значение.
К сожалению, комиссии не суждено было завершить свою работу. Политическая ситуация, сложившаяся в Азербайджане (пребывание и роль английского военного командования в Баку, его отношение к Азербайджанскому правительству, расклад политических сил и т.д.), с одной стороны, принятие закона об амнистии Азербайджанским парламентом в феврале 1920 г. в связи с признанием де-факто независимости Азербайджанской Республики странами - участниками Парижской Мирной Конференции, с другой стороны, намного расслабили деятельность ЧСК. Согласно этому закону, все уголовные дела, возбужденные на почве национальной вражды были прекращены. В результате даже небольшое число арестованных по материалам ЧСК преступников было отпущено на свободу.
Однако само преступление не было предано забвению. Азербайджанская Демократическая Республика отметила в 1919 и 1920 годах 31 марта как общенациональный день скорби. Да и Чрезвычайная Следственная Комиссия, хоть и не столь активно, продолжала свою работу, собирая фактические документы и стараясь как можно полнее отразить страшную действительность недалекого прошлого. Но апрельским переворотом 1920 г., положившим конец существованию Азербайджанской Демократической Республики, было прекращено и само существование Чрезвычайной Следственной Комиссии.
Новые политические силы, пришедшие на смену национальным властям, в корне изменили отношение к мартовским событиям 1918 г. На протяжении десятилетий эти события в советской историографии преподносились как спровоцированная якобы мусаватистами гражданская война. Документы же Чрезвычайной Следственной Комиссии, хранящиеся под грифом "Секретно", долгие годы были недоступны исследователям, которые в любом случае были лишены возможности дать им обьективную оценку. Стоит довольствоваться и радоваться хотя бы тому, что они не были за эти годы уничтожены и, став сегодня достоянием не только научной общественности, но и всего общества, требуют к себе серьезного и всестороннего внимания, так как многочисленные вопросы, возникающие после ознакомления с ними, еще не получили своего ответа. А сама проблема, ставшая причиной этих событий, к сожалению, еще очень долго не будет терять своего актуальнейшего историко-политического и дипломатического значения. В этой связи представляется целесообразным публикация отдельных материалов из следственных дел ЧСК, которые создают более-менее общую картину тех событий. Ниже приводится один из таких документов - показания 35-летнего жителя Баку, помощника командира парохода "Николай Буниятов" Кязима Алескер оглу Ахундова. Показания К.Ахундова представляют интерес не только тем, что он был свидетелем описываемых им событий, но, будучи политически и граждански активным человеком, к тому же членом партии левого толка, объективно оценивает происходящее и принимает деятельное участие в предотвращении убийств и грабежей, а также наказании преступников.
Протокол допроса
1918 г. Декабря 7-го дня. Город Баку.
Чрезвычайная Следственная Комиссия при Азербайджанском Правительстве допрашивала нижепоименованного в качестве свидетеля, и он, предваренный о содержании 307 и 443 ст. Уст. Угол. Судопр., показал:
Кязим Алескер оглу Ахундов, 35 лет, помощник командира парохода "Николай Буниятов" (г.Баку, Верхне-Тазепирская, 17)
17 марта (29 марта) с.г. в начале восьми часов вечера я направился на заседание большевиков, бывшее в доме Муса Нагиева, на углу Биржевой и Красноводской улиц. Меня на заседание большевиков не впустили, так как там в то время происходило исключительно партийное заседание, а я принадлежал к партии социалистов-революционеров и вместе с тем состоял членом Бакинского Совета Рабочих, Солдатских и Матросских Депутатов. Тогда я зашел в Военно-Революционный Комитет, помещавшийся в том же доме Муса Нагиева, в гостинице "Астория". В это время началась стрельба со стороны Петровской площади. По словам армян и Авакьяна, всадники мусульманского дивизиона открыли стрельбу по красногвардейцам и по контрольной роте. В Военно-Революционном Комитете Авакьян раздавал винтовки и патроны всем приходящим к нему армянам без различия положения и профессии. Я вышел на улицу. Со всех домов армяне-военные и не военные выходили с винтовками. Я пошел по Молоканской улице, пробираясь через толпу армян и пересекая улицы Красноводскую, Гоголя и Мариинскую. Все названные улицы были запружены вооруженными армянами, и от накопления толпы армян движение конок приостановилось. Я вернулся в Военно-Революционный Комитет. Около 12.1\2 часов ночи прибыла в Военно-Революционный Комитет делегация, состоящая, как мне помнится, из Абас Кули Кязымзаде, Касума Касумова, доктора Тагиева, Бейбут хана Джеваншира, Тер-Микаэльянца и др. Позже явился доктор Леон Атабекян, который просил Аракельяна - товарища председателя Исполнительного комитета уладить события мирно, иначе возникнет национальная резня армян с мусульманами. Перестрелка все усиливалась, и трещали пули. Позже я узнал от всадников мусульманского дивизиона, что во время их посадки на пароход "Эвелина" для отправки в Ленкорань явился отряд армянских солдат и предложил всадникам сдать им ружья, и на отказ всадников отряд армян открыли стрельбу. Всадники в свою очередь ответили ружейным огнем. Армяне направили на пристань Русско-Кавказского пароходного товарищества, где стоял пароход "Эвелина", пули с четырех сторон, а именно с угла Меркурьевской и Мариинской улиц, с угла Красноводской и Меркурьевской улиц, с Большой Морской и с пристани N19. Всадников также обстреливали из ружей армяне в количестве 1500 человек. В Военно-Революционном Комитете делегация выработала условия сдачи всадниками ружей, направилась на пристань, предварительно по телефону предупредив всадников о приходе делегации. С появлением делегации стрельба с обеих сторон приостановилась. Переговорив со всадниками дивизиона, делегация вернулась в Военно-Революционный Комитет для получения гарантий в том, что если всадники сдадут ружья, то самих всадников пропустят невредимыми. Лишь около 6 часов утра 18 марта делегация от всадников приняла ружья, патроны и седла. Я в семь часов утра пришел домой и проспал до трех часов дня. Делегация разошлась вместе со мной, и мусульмане были довольны, что дело улажено. В три часа дня 18 марта моя жена меня разбудила и сообщила, что в городе ожидаются события. Я встревожился, так как знал, что армяне уже несколько месяцев усиленно вооружались, свозя ружья, пулеметы, патроны в армянские части города, в Арменикенд и деревни. В городе я узнал, что было в Благотворительном обществе "Исмаилие" заседание мусульман, и на это заседание явился Тер-Микхильян, (так указано в документе), который официально заявил от имени Армянского Национального Комитета и партии "Дашнакцутюн", что если мусульмане выступят, то армяне примкнут к мусульманам и помогут мусульманам изгнать большевиков, за что мусульмане благодарили, но ответили, что они не думают выступать. Мусульмане в городе были встревожены чем-то, но сами не давали себе отчета. Я направился в Исполнительный комитет и смог дойти только до Парапета, где увидел много армянских вооруженных солдат, а мимо них я не рискнул идти. 4 часа 40 минут по моим часам, около армянского собора, что против Парапета, отряд армян Егиша Пахлавуни, называемый боевой дружиной Армянского Национального Комитета, открыл из ружей по мусульманам стрельбу. Почти одновременно открыл стрельбу в части города по названием Шемахинка другой армянский отряд Левона Саатсазбекова.
19 марта с раннего утра началось наступление армянских солдат, еще когда мусульмане спали. Первые наступления армяне повели на районы города Керпичхане, Мамедли и Похлы Даре, населенные мусульманами. Эти районы и другие мусульманские районы города обстреливали с моря из пушек военные пароходы "Ардагань" и "Жанръ", а со стороны Арменикенда армяне обстреливали из пушек. Матросы не желали выступить против мусульман, но выступили исключительно благодаря провокации армян, которые убедили матросов в том, что мусульмане в Крепости поголовно вырезали всех русских и всех христиан. Когда же матросы убедились, что мусульмане не трогают русских, а напротив, даже их кормят, то прекратили стрельбу из пушек. 19 марта вечером мусульмане принуждены были признать ультиматум большевиков и заключили мир, но армяне и после подписания мира продолжали убивать мусульман. Большинство мусульман думали, что армяне не выступят против них и поэтому до 20 марта не стреляли в армян. 20 марта на всех мусульманских домах появились белые флаги, но армяне продолжали врываться в дома и убивать мирных мусульман, женщин и детей выводить из домов и на улице убивать. Поджигать дома мусульман. Еще 19 марта армяне почти совершенно уничтожили районы города Керпичхане, Мамедли и Похлы Дере. Русские и матросы не могли удержать армян, но оказывали мусульманам помощь, где только было возможно. 21 марта начальник авиационной школы дал мне 4 флотских и мы с винтовками направились на Базарную улицу, которую армянские солдаты поджигали, грабили дома, лавки и магазины мусульманские, а самих мусульман убивали.
Мы трех армян мародеров на Базарной улице расстреляли, и у одного армянина в мешке нашли серьги со следами человеческого мяса. До 24 марта армяне истребляли мирных мусульман, и прекратили избиение уже после требования Туркестанского 36-го полка и после угроз моряков, а также после энергичного вмешательства председателя Исполнительного комитета Джапаридзе. Моряки пригрозили, что откроют стрельбу из пушек по армянской части, если армяне не прекратят избиения мусульман, и военные пароходы "Ардаган" и "Красноводск" подошли к пристаням, расположенным в восточной части города. 24 марта моряки мне дали 10 вооруженных матросов под начальством летчика Розенблюма, с коими охранял до 6 часов утра 25 дня район города Чемберекенд.
25 марта я занялся уборкой трупов с Николаевской улицы. Я с другими мусульманами подобрал 3 гимназистов мусульман, 11 мусульман, проколотых штыками и разрубленные шашками, труп одной русской, три трупа мальчиков мусульман от 3 до 5 лет, 8 русских мужчин, 19 трупов мусульман персидско-подданных и 67 мужчин мусульман разных профессий. Все эти трупы мы на автомобилях свезли в мечети.
Кроме меня армяне подбирали трупы мусульман и свозили на повозках и автомобилях на старую пристань "Вулкан", куда свезли 6748 мусульманских трупов мужчин, женщин и детей. 26 марта я отправился в районы города "Мамедли" и "Похлы дере", где мусульмане не могли закончить уборки трупов до 31 марта. С этих районов мусульмане трупы свозили на кладбище. В район города под названием "Керпичхане" я повел с собой техника Владимира Соколова для фотографирования трупов. Соколов произвел три снимка. Первый снимок: труп женщины с пулевой раной на голове, на теле пять штыковых ран и разрубленная правая ключица. На правой груди трупа женщины лежит еще живой ребенок со штыковой раной в ногу и сосет грудь матери. Второй снимок: к стене комнаты пригвожден ребенок лет двух гвоздем казачковым (длиною в) вершков сем-восемь. По шляпе гвоздя видно, что гвоздь заколочен камнем, который тут же лежит. Третий снимок: на постели труп 13-14-летней девушки. Поза ее показывает, что ее изнасиловали много лиц. Постель между раздвинутых ног запачкана кровью. На шее следы пальцев. Эти снимки Соколов сфотографировал в трех домах. Когда мы вошли в четвертый дом, то нам представилась следующая картина: на полу большой комнаты голый труп женщины 22-23 лет, два трупа старух, ребенок в пеленках, ноги и руки ребенка грызут три собаки, труп девочки шести лет и труп мальчика восьми лет. Собак я пристрелил. Соколов закрыл лицо платком и зарыдал, выбежав из комнаты и ушел к дому (домой), отказавшись фотографировать. Я остался один и стал заходить в дома. Во всех домах трупы мусульман, мужчин, женщин и детей во всевозможных позах и кругом мертвая тишина, которая увеличивала ужас. Еще и теперь, после девяти месяцев, при одном только воспоминании меня охватывает ужас. Всех картин ужасов и смерти мне трудно рассказывать, могу только сказать, что весь район "Мамедли" и район "Похлы дере" состоял из развалин и трупов, кроме мусульман, убиравших трупы, никого не было из этих районов. На возвратном пути, около Центральной тюрьмы я встретил более 400 трупов, мужчин, женщин и детей. Почти все трупы были раздеты и лежали головой к западу.
Армяне задались целью уничтожить всех мусульман, но им мешало русское население города и воинские части, состоящие из русских. После мартовских событий до прихода турок армяне при всяком удобном случае убивали мусульман и грабили; главным образом всех мусульман, кои из города переселились в деревни. Так, армяне устраивали засаду в местности "Берк Даре" и убивали и грабили всех мусульман, проезжающих и проходящих из города по дороге в село Коби. Систематическое истребление и ограбление мусульман армянами понудило Исполнительный комитет послать отряд по охране города во главе с Рябовым и меня с 15 вооруженными. Отряд Рябова состоял из 12 вооруженных лиц. Мы окружили 18 армян, отобрали у них винтовки и арестовали их. Армяне убивали мусульман и в деревнях, трупы бросали в ямы или в колодцы. Молодых мусульманов армяне уводили в свои дома и насиловали. Много мусульманок армяне увели в Арменикенд. Сами мусульмане и потерпевшие мусульманки скрывают свой позор и не рассказывают, что с ними сделали армяне, уводя их из домов в плен".
*29 марта 1918 г.
** Имеется в виду ультиматум, предъявленный большевистскими лидерами партии "Мусават" и другим азербайджанским организациям, в котором от последних требовалось открытого и безоговорочного признания власти Бакинского Совета, выведение за пределы Баку и его районов азербайджанских воинских частей, и в первую очередь "дикой дивизии", а также принятия срочных мер для открытия железнодорожного пути от Баку до Тифлиса и от Баку до Петровска.
http://www.zerkalo.az/rubric.php?id=15532